Мария Александровна Ульянова, жена попечителя гимназий, сидела в глубоком кожаном кресле и вязала ползунки. В ея многоразовом чреве тяжко
переваливался готовый к выходу в свет младенец. "Наверное, девочка", подумала Мария Александровна, "А впрочем, какая разница? Девочка, мальчик... Приходят они в эту юдоль скорби, и каждый ведь с надеждами, каждый хочет правильно питаться, стать человеком. А это так непросто".
Мария Александровна отложила вязанье и выглянула на улицу. За окном хрустел снег: апрель выдался морозный. Вдруг резкая боль пронзила женщину.
Маша, захрипела она, обращаясь к прислуге, Маша, воды...
Маша бегом принесла ковш кваса.
Дура, воды... Отошли воды... Звони...
И Мария Александровна откинулась на подушки.
Служанка взбежала на чердак и принялась что было сил звонить в колокол. Веревка оборвалась и бедная женщина, негромко крякнув, выпала в слуховое окно на
подъехавшие сани. Это был единственный в Симбирске доктор ветеринар Кацюпа, ехавший усыплять взбесившегося козла протоиерея, который был в Симбирске проездом из Риги. Кацюпа, заслышав колокольный звон, пригляделся и приказал кучеру остановить. Ветеринар с трудом вытолкнул наружу свое тщедушное тело,
пошатываясь и дрожа вошел в дом, по пути ногой перевернув что-то шепчущую служанку.
Жить будет, - сказал он, не скрывая презрения к трудовому народу.
Войдя в покои, ветеринар высморкался.
Где? хрипло и сипло спросил он у притихшего Ильи Николаевича, мужа роженицы.
Там, в спальной она, воды отошли, сударь.
Шта-а-а? Где эта... С устатку, да с мороза? . .
Илья Николаевич быстро вынул из брючного кармана флягу и подмигнул ветеринару. Быстро выпили.
Вот так-то, сказал Кацюпа. кипяток есть?
Нету. Чай есть холодный.
Пойдет, взяв стакан, Кацюпа запил. Что, давно схватки?
Какие схватки? испугался Илья Николаевич.
Боевые, хэкнул Капюпа, вы что, сударь? Я про вашу жену говорю.
Ах да, Маша... Я ж говорю, воды отошли.
М-да? Ну дык наливайте еще, а то с мороза, руки занемели, еще вспорю не то что-нибудь, милейший, а это материя нежная, тут силой не возьмешь... М-да... Вот, третьего дня у купца первой гильдии Мохномырдина кошка проглотила собственный хвост, увлекшись игрой с дочкою купца, вот сударь, была потеха... Я и так, и этак, она, поганая, орет, царапается...
Из спальной донесся утробный звук.
Кацюпа осекся, посмотрел на безучастно привалившегося к косяку Илью Николаевича.
М-да, сказал ветеринар, ведите.
Вся семья столпилась у дверей спальной. Сначала не было слышно ни звука. Потом дом потряс детский крик, стук и мат ветеринара Кацюпы. Ветеринар
вышел, весь мокрый, щека его сочилась кровью и клок мяса свисал на плечо.
Мальчик, понимаешь, объявил он собравшимся, шустрый, собака, укусил и обоссал.

Итак, дети, с самых первых минут своей яркой и мужественной жизни Владимир Ильич проявил качества настоящего бойца за дело рабочего класса, мертвую хватку революционера. Гений родился.

Лев Толстой очень любил детей, и всё ему было мало. Приведут ему полную комнату, шагу ступить негде — а он всё кричит: «Ещё, ещё!»